Они с Тосио по приказанию Наташи Стоун перешли в центр нашего отряда. Еще более тягостное, тошнотворное чувство охватило меня. Хотелось на все махнуть рукой и опуститься на дно, где тягучей массой двигались тигровые звезды.

«Оно» — их вождь, — вяло пронеслось в голове. — И совсем неплохой парень этот вождь! Как он бьет стекла, приятно посмотреть! Пусть бьет, а я отдохну».

— Идиот! Ты что? — услышал я Костин голос и почувствовал удар между лопаток. — Болван, цепляйся карабином к моему поясу!

Но у меня уже прошло отупение, вернее, «оно» перестало обстреливать нас; видимо, я попал в центр пучка его убийственного радара и поэтому так скверно вел себя. Прошло более часа с начала нашей встречи с «хозяином океанских глубин» — так впоследствии назвал его один из репортеров Всемирного вещания, — нам же казалось, будто прошло всего несколько минут. За это время Совет Лусинды мобилизовал все свои ударные силы, и мы слышали и видели работу аквалангистов: треск выстрелов, команды, загорелись светильники.

И все-таки нам не стало легче. Предстояло пережить еще немало неприятных минут. Наташа Стоун сказала, чтобы о нас не беспокоились, что мы еще не применили все боевые средства Тритонов и сами разделаемся с противником. Все же к нам подплыл батискаф с мощным прожектором и с десяток аквалангистов, вооруженных тем же оружием, что и наш отряд. Всех травмированных взяли на санитарный батискаф.

Прожектор осветил пришельца. Чудовище находилось в пятидесяти метрах. Наш противник не хуже любого кальмара менял окраску: сейчас в лучах прожектора он сначала был свинцово-серым, а затем стал раскаляться, как древесный уголь.

— Как он похож на дракона! — сказал Тосио.

Отряд аквалангистов Лусинды дружно застрекотал своими иглометами. Тритоны открыли огонь из пушек. Пришелец позеленел и двинулся на нас, медленно, вытянув вперед «руки» с пальцами-крючьями.

Наташа Стоун бросила на таран своего Тритона. Вначале он стремительно рванулся, но затем сбавил ход, остановился и разломился надвое; та же участь ожидала и нашего робота, посланного Линой. Последнего Тритона «оно» схватило «руками» и свернуло в штопор. Теперь под воздействием его радара оказались ребята из Лусинды, и мы могли видеть, как безвольно застыли они в разных позах, забыв об оружии. Зато теперь наш отряд оказался в наивыгоднейшем положении: пришелец открыл свой левый бок.

Костя и Тосио первыми начали стрелять. Тысячи игл вонзились в бок чудовища. Оно окрасилось в зловещий фиолетово-сизый цвет, развернулось и молниеносно исчезло в темноте, как и в первый раз.

РАЗГОВОР

Для отдыха штаб обороны Города Осьминогов отвел нам лаборатории подводной биологической станции. Девушек мы оставили в секции моллюсков, пол которой покрывал толстый индийский ковер, на нем они и расположились. Нам, мужчинам, достались на выбор кабинеты ученых; в одном из них, довольно обширном, где работал известный ихтиолог Соломон Бражнин, расположилась и наша троица. Сняв снаряжение, Костя устроился на диване, мы с Тосио заняли кресла.

Костя спросил, сладко зевая:

— Надеюсь, вы не против, что я первым подремлю на этом жестком прокрустовом ложе?

Тосио ответил на это:

— Ни у кого из нас не повернется язык выражать протест. Мы только можем сожалеть, что ложе недостаточно удобно. Ты заслужил постель из пуха гагары.

— Это еще за какие подвиги?

— О, скромность — неотъемлемое качество истинного мужества.

— Продолжай. Твоя лесть доставляет мне удовольствие.

— Нет, кроме шуток, Костя, ты дрался здорово, и мы с Ивом награждаем тебя этим диваном.

— Благодарю, ребята. Вы настоящие друзья. Через два часа можете стащить меня на пол и ложиться сами, вы с Ивом вполне поместитесь. Только вряд ли я смогу уснуть после всего, что произошло. И если говорить, отбросив в сторону иронию, что действительно заслуживает упоминания в мировой хронике событий, так это Наталья Стоун. Я, ребята, больше не смогу называть ее Наткой. Какое самообладание, смелость, ясность в оценке обстановки! Она не дрогнула, когда погибли все наши Тритоны. А ведь, образно говоря, у всех у нас «чесались пятки», хотелось удрать подальше от этого глазастика. Не так ли, друзья мои?

— Были мгновения, — признался Тосио, — когда борьба казалась бессмысленной, но никто даже не догадался, что и у тебя «чешутся пятки», а это одно из главнейших качеств настоящего полководца.

Костя потянулся на своем шикарном ложе.

— Ты, Тосик, известный льстец, но должен сказать тебе, что мне приятны твои глубокомысленные выводы. Ты довольно тонкий психолог, Тосио-сенсей… Но как хочется спать!.. Да ты уже спишь! Ив, он спит, а я выкладываюсь перед ним. Хитрюга Тосик… — Костя умолк и скоро стал лихо посвистывать носом.

Лишь я ворочался в своем кресле. Сон не шел ко мне. Чтобы превозмочь нервную усталость, лучше всего расслабиться и сосредоточить все помыслы на чем-либо приятном, не требующем глубоких размышлений; например, воссоздать картину спокойного моря с парящими над ним альбатросами или представить себе пейзаж средней полосы России с мягкими очертаниями холмов, зубчатым бором вдали, цветущим лугом, голубой полоской ручья…

На этот раз перед глазами наперекор моим усилиям возникали пришелец, тигровые звезды, сверкающая груда стекла от разрушенной телевизионной башни. Не в силах освободиться от впечатлений дня, я нашел выход: стал наблюдать ночную жизнь за окном кабинета. Большое, во всю стену, окно из толстого армированного стекла служило стенкой необъятного аквариума. За окном в серо-зеленом сумраке шла напряженная жизнь ночной Лагуны. Лунообразный фонарь освещал газон из морских перьев, окаймленный древовидными оранжевыми кораллами. Извиваясь, проплыла мурена, среди морских перьев и коралловых ветвей мелькали рифовые рыбки самой невероятной окраски. Я до сих пор изумляюсь, с какой щедростью природа расточает свое искусство декоратора на создание своих бесчисленных творений. Мое внимание привлекли широкие светлые полосы на оконном стекле; они причудливо переплетались, создавая странный, почему-то волнующий рисунок. Присмотревшись, я увидел и «художника» — огромную улитку. Переливаясь, как драгоценная раковина, она медленно двигалась из левого угла рамы, оставляя за собой дорожку. Улитка чистила стекло, съедая на нем налет из крохотных водорослей.

Неслышно вошла Наташа Стоун в белом лабораторном халатике.

— У тебя тоже все спят, — сказала она. — А я вот, как и ты, не могу уснуть, да мне и не хочется.

Я уступил ей кресло, принес себе другое из соседнего кабинета.

Наташа протянула руку к окну:

— Какой у тебя прекрасный вид! У нас окна темные, выключили свет, а вернее всего — разбили фонари. Наверное, мои девчонки не особенно меткие стрелки. Как они еще не поранили друг друга…

Я встал было на защиту экипажа «Катрин», да Наташа сказала тоном, не допускающим возражения:

— Я же видела, как они били светильники по всему городу. Как будто старались угодить пришельцу.

— Может быть, случайно и разбили один-другой светильник.

— Конечно, не нарочно. От страха. Ты знаешь, как я сама испугалась! До сих пор вся дрожу. И откуда он только явился… — Помолчав немного, она сказала: — Что-то подозрительно тихо. Штаб обороны молчит. Молчат стражи-автоматы, молчит служба информации, но там ребята только вникают в ход событий, у них еще очень мало данных. Но это и хорошо, что не поднимают шума. Ты знаешь, — обратилась она ко мне доверительно, — иногда у меня даже мелькает мысль, что все это нереально. Как он расправился с Тритонами, разрушил телецентр! Что, если мы участвовали в киносъемках?

На газон перед окном выползла тигровая звезда. Трепеща своими руками-щупальцами, она пожирала морские перья. Мгновенно куда-то исчезли все рифовые рыбы, только что стучавшие носами в оконное стекло. Я хотел сказать Наташе, что, к сожалению, все это далеко не инсценировка, но она уже спала, свернувшись калачиком в широком кресле. И меня наконец-то потянуло ко сну. Я закрыл глаза, и мне снилось, что я очутился на причале возле своей лаборатории. Ко мне подплыл Пуффи, вылез по трапу, сел, свесив ноги. Я не удивился, что у него человеческие ноги и на носу темные очки. Он сказал печально: «Такие-то наши дела, Ив. Вот и я обменял свои плавники на руки и ноги, а что толку? Теперь меня и морской попугай обгонит. Пойду-ка я к Великому Кальмару и попрошу, пусть сделает все, как было…»